Всю ночь мой трак угрюмо мчался по пустыням, и засушливам местам жаркого юга страны. Наконец рассвело и я въехал в Лос Анжелес. Город еще спал. Наступало воскресенье. Сопровождая протяжными, звуковыми сигналами я задом подавал трак к огромному торговому центру. Тут меня ждали три мексиканца готовые приступить к работе. На одного из них я внимательно смотрел в зеркало, он жестами показывал мне то вправо то влево наконец он сжал кулак, я остановился. Весело посвещая моих новых друзей в детали моего долгого путешествия через всю страну, я открыл заднюю дверь и мы начали разгрузку. Я ловко заскочил в трак, быстро отстегивал ремни освобождая груз и наконец принялся за резинки. Резинками был прижат к стене небольшой поддон с ведрами. Я быстро взял за крючок очередной резинки, чтобы отцепить ее от стены как молнией понял, что держу крючок слабо. Только я его отцепил как конец резинки исчез из моей руки. Я посмотрел на мексиканцев которые стояли возле трака и ждали когда я отцеплю эти ведра. Смотрю, один мексиканец схватился за лицо в районе виска и немного согнувшись стал брести по парковке в поиске бардюра, чтобы сесть. Очевидно резинка стрельнула и ударила крючком его по лицу. Мгновенно поняв, что произошло я метнулся за ним. Я искренне умалял его простить меня и извинить. Он сел потирая висок, а его гладил по плечу. Он так кротко смотрел на меня и повторял, мне, что все хорошо. Он такой был привлекательный мужчина с кудрявыми, немного длинными волосами, что я не хотел покидать его общество. Тем более мне было жалко, что причинил ему боль. Когда все разгрузили, я взял бумаги и понес к этому мексиканцу на подписание. Еще много раз извиняясь, я попросил его расписаться и написать четко его имя. Он так и сделал. Получив от него обратно бумагу, я прочел его имя: Иисус. Я сделал ему комплимент насчет его имени, очередной раз извинился за синяк, попрощался со всеми, сел в трак и поехал прочь. Всю дорогу меня сверлила мысль что я обидел Иисуса. Я молился за него, за себя. Потом немного успокоился и понял, что есть в этом поучительный урок:Делая больно ближнему, никогда не знаешь кому достанется эта пощечина. Любите ближних как себя, и будьте окуратны с ними.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Теология : Альфред Великий. Боэциевы песни (фрагменты) - Виктор Заславский Альфред Великий (849-899) был королем Уессекса (одного из англосаксонских королевств) и помимо успешной борьбы с завоевателями-викингами заботился о церкви и системе образования в стране. Он не только всячески спонсировал ученых монахов, но и сам усиленно трудился на ниве образования. Альфреду Великому принадлежат переводы Орозия Павла, Беды Достопочтенного, Григория Великого, Августина и Боэция. Как переводчик Альфред весьма интересен не только историку, но и филологу, и литературоведу. Переводя на родной язык богословские и философские тексты, король позволял себе фантазировать над текстом, дополняя его своими вставками. Естественно, что работая над "Утешением философией" Боэция, Альфред перевел трактат более, чем вольно: многое упростил, делая скорее не перевод Боэция, но толкование его, дабы сделать понятным неискушенным в античной философии умам. Поэтому в его обработке "Утешение" гораздо больше напоминает библейскую книгу Иова.
"Боэциевы песни" появились одновременно с прозаическим переводом "Утешения" (где стихи переведены прозой) и являют собой интереснейший образец античной мудрости, преломленной в призме миросозерцания христиан-англосаксов - вчерашних варваров. Неизвестна причина, по которой стихи и проза, так гармонично чередующиеся в латинском оригинале "Утешения", были разделены англосаксами. Вероятно, корень разгадки кроется в том, что для древнеанглийского языка литературная проза была явлением новым и возникновением ее мы обязаны именно переводам короля Альфреда. Делая прозаические переводы, король был новатором, и потому решил в новаторстве не переусердствовать, соединяя понятный всем стих с новой и чуждой глазу прозой. Кроме того, возможно, что Альфред, будучи сам англосаксом, не понимал смешанных прозаическо-стихотворных текстов и решил, что лучше будет сделать два отдельных произведения - прозаический трактат и назидательную поэму. Как бы там ни было, в замыслах своих король преуспел. "Боэциевы песни" - блестящий образец древнеанглийской прозы и, похоже, единственный случай переложения латинских метров германским аллитерационным стихом. Присочинив немало к Боэцию, Альфред Великий смог создать самостоятельное литературное произведение, наверняка интересное не только историкам, но и всем, кто хоть когда-то задумывался о Боге, о вечности, человечских страданиях и смысле жизни.